Я становлюсь героем дня

Пока мы ехали, я думал только об одном: могут ли они вообще меня задержать? Пожалуй, могли бы. Я лихорадочно соображал, нет ли у меня какого-либо компромата в портфеле, в карманах… Но кроме записки, которую передала мне Ирина для Лени С., дескать, жива, здорова, люблю, надеюсь, – у меня ничего больше не было. Пачки сигарет и зажигалки никто не мог у меня изъять.

Машина подъехала к Большому Кисельному переулку, где располагалось Управление ФСБ по Москве и Московской области. Мы вышли из машины. Сопровождающий меня сотрудник в штатском предъявил свою красную книжечку прапорщику, осуществляющему контрольно-пропускной режим, и сказал:

– Он со мной.

Мы поднялись на третий этаж и очутились в приемной какого-то большого начальника. Мой сопровождающий предложил мне сесть и подождать.

Просидел я в приемной минут двадцать, и мне ничего не оставалось, как внимательно разглядывать «предбанник». Это была просторная комната с большими окнами, примерно в два с половиной метра высотой. У одного из них сидел помощник, или секретарь-референт, в военной форме с погонами капитана. На столе стояло несколько телефонов, на одном был герб страны. Стало быть, хозяин кабинета занимает высокий пост в иерархии ФСБ.

Наконец раздался телефонный звонок, помощник взял трубку и сказал:

– Проходите, вас ждут.

Кабинет оказался еще просторнее, чем приемная. Казалось, обстановка кабинета сохранилась еще с тридцатых – сороковых годов, со времен Берии, Абакумова: те же длинные ковровые дорожки, столы с зеленым сукном. Хозяин кабинета был в штатском, а с фотографии, висевшей рядом, смотрел он же, только в генеральской форме.

Мой сопровождающий и собеседник из СИЗО уже сидел перед генералом с какими-то бумагами. Несколько листков лежали перед ним на столе.

– Садитесь. – И он показал мне рукой на стул, даже не представив нас друг другу.

– С вами уже говорили в следственном изоляторе. У нас с вами будет немного другой разговор.

– Пожалуйста, слушаю вас.

– Вы понимаете, куда вы попали?

– Конечно.

– Вы понимаете, насколько серьезна наша организация и какие серьезные вопросы мы решаем?

– Без сомнения.

– Нам необходимо поговорить с вами по поводу побега вашего клиента.

– Но чем я могу вам помочь? Я же все сказал в следственном изоляторе. Ничего больше я не знаю.

– Ну, положим, мы верим вам, – сказал генерал. – Но нас интересует другое. Какие у вас были контакты с работниками следственного изолятора «Матросская тишина» и знали ли вы кого-нибудь из них близко?

Я спросил:

– Что вы понимаете под словом «контакты»? Если называть контактами короткие встречи с конвоиром, который приводил мне клиента, то да, такие контакты у меня были. Никакого другого общения у меня ни с кем не было.

– А вы знали вот этого человека? Генерал протянул мне фотографию молодого парня в военной форме, с открытым лицом.

– Нет, этого человека я никогда не видел.

– А знаете ли вы человека по фамилии Меньшиков?

Я помолчал, перебирая в памяти своих знакомых.

– Нет, такой фамилии я никогда не слышал.

– А ваш клиент никогда не говорил вам, что у него появились какие-то связи с работниками следственного изолятора?

– Нет, таких разговоров не было.

– А он не говорил, от кого получал питание из ресторанов?

– Нет, этого я не знаю.

– Что же все-таки вы можете сказать нам по поводу его подозрительного поведения?

– Никакого подозрительного поведения я не заметил. Да и в чем оно должно было выражаться? Если он готовил какую-то акцию и не счел нужным посвятить меня в это, то с какой стати держаться со мной подозрительно? Не могу понять.

– А какие планы он строил?

– Очень простые. Мы готовились к суду, изучали судебную практику по похожим делам, он даже просил журналы мод принести.

– Журналы мод? – удивился генерал.

– Да, он подбирал себе костюм, от Версаче.

– А почему именно от Версаче?

– Хотел импозантно выглядеть на суде. Подбирал галстуки, оправу для очков.

– Насколько нам известно, – вступил в разговор человек в штатском, – у него не было проблем со зрением.

– Я не знаю, может быть, он хотел выглядеть на суде посолиднее. Он просил заказать ему золотую оправу с простыми стеклами. Он считал, что внешний вид может оказать существенное влияние на отношение к нему судей.

– Хорошо. Скажите, пожалуйста, для чего вы принесли ему учебник английского языка?

Вопрос генерала, признаться, удивил меня.

– Но ведь в тюрьмах существует неписаная традиция среди заключенных: изучать иностранные языки. Многие мои клиенты заказывают учебники и начинают изучать разные языки. Думаю, они просто хотят убить время и обратить его в свою пользу. Это во-первых. Во-вторых, все, что заказывал Солоник, в том числе и учебники, я передавал через администрацию следственного изолятора. Можете проверить.

– Мы это знаем, – сказал генерал.

Я отвечал еще на какие-то вопросы. Иногда раздавались телефонные звонки. Из разговоров я понял, что уже задержаны несколько работников следственного изолятора и доставлены в Большой Кисельный переулок для допросов.

Наконец генерал протянул мне листок бумаги с номером телефона и сказал:

– Вы можете быть свободны, но я надеюсь, вы понимаете, что случилось чрезвычайное происшествие в масштабе страны. Мы этого дела так не оставим, и беглеца найдем. Поэтому очень прошу вас, если будут какие-либо звонки от него, срочно сообщите.

Я нехотя взял листок бумаги и сказал:

– По-моему, таких звонков не будет.

– Почему вы так думаете?

– Для чего я ему нужен? Чтобы забронировать камеру? Вряд ли.

– Все, вы свободны. Если что, мы вас вызовем.

В приемной я увидел двух посетителей в форме внутренних войск. Следом за мной должны были допросить сотрудников «Матросской тишины». Их растерянно-встревоженный вид можно было понять: беседа предстояла нелегкая и могла закончиться арестом.

Я поймал такси и вернулся к зданию тюрьмы за своей машиной. По дороге домой я включил радио: через каждые пятнадцать минут все московские радиостанции передавали сенсационное сообщение о побеге из «Матросской тишины».

Солоник не давал мне покоя: почему он убежал? А что, если его убили и пытаются инсценировать побег? Нет, все же, наверное, убежал. А что же будет со мной? Какие будут предприниматься действия? Само собой разумеется, что за мной будут следить. А могут ли провести обыск в доме? Но, собственно, чего я волнуюсь? Ничего такого у меня нет… Так-то оно так, но ведь подбросить могут… Им же стрелочник нужен.

Я резко развернул машину: решил, что не поеду домой, лучше на дачу.

Родные встретили меня с расстроенными и обеспокоенными лицами. Они обо всем уже знали.

– Тебя уже допрашивали? – спросила жена.

Известие о побеге Солоника они услышали где-то около полудня по радио, а потом включили телевизор. На экране постоянно показывали фотографию Солоника и Сергея Меньшикова, прапорщика следственного изолятора.

Целый день на даче я перебирал в уме варианты, как работать дальше. В отпуск идти не имело смысла, меня бы достали и из отпуска, если бы захотели. И я решил продолжить работу.

В юридической консультации все мои коллеги сочувственно и с пониманием отнеслись к проблеме побега моего клиента, давали советы. Многие говорили, что надо исчезнуть, уехать куда-нибудь, другие – наоборот, советовали продолжать работу как ни в чем не бывало. Я последовал советам последних.

Интерес к моей персоне появился, естественно, и у журналистов. Они меня разыскивали, хотели взять интервью. Но никаких заявлений, комментариев и интервью давать я не собирался.

Сначала я решил укрыться на даче. Но через три дня беспокойных и тщетных раздумий и мучительной неопределенности я все-таки снова вышел на работу.

В Москве меня ожидало очередное громкое дело. Взяли известного авторитета, и необходимо было с ним заниматься. Но, приступив к работе с новым клиентом, я почувствовал, что силы мои исчерпаны, – усталость одолевала.