Азбука для новичка

Пребывание в следственном изоляторе регламентируется не столько правилами внутреннего распорядка, утвержденными его администрацией, сколько неписаными законами, установленными жизнью криминального мира. Братва новой волны, которая отрицает воровские законы и понятия, попадая в следственный изолятор, вынуждена если не сразу, то постепенно им подчиняться. Хотя известны, к сожалению, и печальные случаи противостояния. Так, в 1995 году мне довелось защищать Славу К. с Дальнего Востока, принадлежащего к одной из московских группировок. Помещенный в Бутырку по подозрению в совершении умышленного убийства авторитета, Слава К. сначала был помещен в камеру № 4, где было человек тридцать. По словам Славы К., подобрался достаточно хороший, дружный коллектив, состоящий в основном из люберецкой, долгопрудненской и подольской братвы, которая поддерживала спортивный дух в камере. Они не курили, не употребляли наркотиков, как это могло быть в других камерах, «качались», ели детское питание. Но накануне прихода в камеру Славы здесь произошел неприятный инцидент. В камеру поместили одного из уголовных авторитетов, придерживающегося воровских правил. Естественно, произошла нестыковка с братвой, и его вскоре жестоко избили.

После этого воры в законе, находящиеся в Бутырке, «поставили минус этой камере», то есть, иными словами, вынесли приговор, а один из воров даже написал: «Ломать хребты и горбы на всех пересылках, сборках и так далее». Камера была известна еще тем, что в ней сидел маньяк-насильник по кличке Студент, который тоже принимал активное участие в избиении уголовного авторитета.

Однажды ночью неожиданно открылись двери камеры и вошли смотрящий и еще пара «быков». Они потребовали, чтобы наиболее активное ядро 4-й камеры пошло на разборку, на стрелку с ворами. Один из них обратился к Славе:

– Ты, что ли, Студент?

Слава К. действительно учился в институте, на заочном отделении. И, не подозревая, что «студент» всего лишь кличка, пошел вместе с остальными на разборку.

Во время разговора произошла перепалка, которая закончилась дракой. Ребят сильно избили, и Слава К., совершенно не имевший никакого отношения к расправе над уголовным авторитетом, тоже был занесен в список смертников.

Братва 4-й камеры прекрасно понимала, что после всего происшедшего участь их решена. Многие из них даже начали курить. Особенно сильно переживал Слава. Тогда он обратился ко мне, зная, что я защищаю нескольких воров в законе, и попросил помочь восстановить истину. Мне пришлось рассказать Славину историю двум ворам в законе. Сразу ответа они не дали. Через пару дней они посоветовались, списались с другими и вызвали Славу на разборку. Убедившись, что он в этой истории ни при чем, настояли – через какие-то свои каналы – на переводе Славы в другую камеру. Конфликт после этого был практически исчерпан.

Расспрашивать о жизни в следственном изоляторе у его, так сказать, завсегдатаев не имело смысла. Для них СИЗО – дом родной, и ничего особенного и конкретного от них не услышишь, кроме одной неизменной фразы: «И там жизнь есть». Сведения о нравах, правилах в СИЗО, скорее всего, можно почерпнуть у новичков, которые впервые туда попали.

Года полтора назад был у меня такой новичок, осужденный потом за угон машины. Он попал в тюрьму впервые и две-три недели буквально бредил: настолько для него все было там в диковинку. Приходя ко мне на встречу, в основном только и рассказывал о том, что, оказывается, можно, а что нельзя делать в камере. Его вначале направили на специальную сборку для новичков. Обычно это камера на 15—30 человек, где в основном находятся так называемые «первоходки». Большинство из них вели замкнутый образ жизни, больше молчали, страшно переживали, что скоро попадут в настоящую тюремную камеру. Другие же строили из себя крутых, хорохорились, но все равно на их лицах легко можно было прочесть страх перед будущим.

– Всех нас вызвали на медосмотр, – рассказывал Слава, – внимательно осмотрели, чтобы ни у кого не было вшей, кожных болезней. Домашнюю одежду заставили снять, повесили на каталку с колесиками и повезли прожаривать. Потом сводили в баню. Хотя баня – громко сказано. Это небольшое круглое помещение в подвале, на потолке трубы с сетками, откуда льется холодная вода. Сюда загоняли сразу человек по сорок, давали пару кусков серого мыла на всех – мойся как хочешь. А через пять минут – на выход.

После бани нас всех загнали в помещение, где на полу уже валялась наша одежда. Все копались в этой куче, искали свою. Кто находил, а кто – нет…

Когда срок карантина на сборке заканчивается, конвоиры ведут всех по камерам. Обычно такой заход почему-то бывает ночью.

Для блатных вхождение в камеру – «заезд» – имеет определенный ритуал и свои правила. А для новичков эта процедура в какой-то мере испытание.

Мой угонщик вспоминал:

– Когда я впервые зашел в камеру, была ночь, и все уже спали. Только несколько человек бодрствовали – разговаривали. Никто на меня внимания не обратил. Я увидел, что несколько коек свободно. Неожиданно ко мне подошел человек. Это был старший по камере – смотрящий. Старший стал расспрашивать, откуда я, по какой статье, что делал на воле, кого знал, с кем работал. Потом он показал, что можно занять любое свободное место. Позже я узнал, что иногда в камерах существует шконка, отгороженная перегородкой от дальняка (дальняк – туалет, жарг.). Это место «петухов» – опущенных, и находиться с ними ни в коем случае нельзя.

Угонщик со временем уяснил и много других правил тюремного быта. Так, он усвоил, что никогда нельзя поднимать вещь, которую не ты уронил, нельзя никому передавать – тут он может столкнуться с подвохами. В камере живут «семьями» – небольшими группами в три – шесть человек, которые стоят друг за друга как братья и все между собой делят. Если кому-то из них приходит дачка [17] , то они распределяют ее только между собой. Когда «семья» садится за стол, то посторонний не может подойти и что-либо взять, если ему не разрешили. Новичка сразу предупреждают, что несоблюдение неписаных правил может кончиться и пробитой головой, и опущением. В случае придирок со стороны кого-либо из сокамерников лучше сразу в драку не лезть. Надо настоять на четкой мотивировке «навешиваемых» на тебя обвинений. Если обидчик не даст обоснований, то с полным правом можно разбить ему голову. Нельзя бросать такие обвинения, как «козел», «лидер» и прочее.

Кое-что о привилегиях

У тюремного вора – вора в законе – гораздо больше привилегий, чем у обычного заключенного. Прежде всего, он вправе пользоваться общаком, который собирается всеми заключенными. Живут они в камерах, рассчитанных на 2—6 человек, где более сносные условия. Указания вора – это закон для всех. Так, законник может, например, «разморозить» тюрьму, то есть распорядиться о начале каких-либо беспорядков, скажем голодовки. Он может «поставить минус» на какой-нибудь камере, то есть определить наказание для ее обитателей.

Воры никогда не сидят в одиночках. В таком случае ему самому надо будет прибирать камеру, мыть посуду, драить полы, а настоящий вор не имеет права работать ни под каким видом. Он мозги себе свихнет, но придумает, как заставить ментов посадить его хотя бы с кем-нибудь, кто все будет делать за него. Настоящий тюремный вор не согласится сидеть вместе с другим, таким же, как он, вором. Но если все же их посадят вместе, они настроят против ментов всю тюрьму. Братва поддержит, голодовку объявит, от работы откажется, вены начнет резать. Заваруха кончится тем, что либо их «рассадят», либо поместят к ним фраера [18] или мужика [19] .

В одном не откажешь ворам: в смелости, в умении показать решительный характер, в способности терпеть и голод и холод. Администрация следственных изоляторов время от времени устраивает против воров провокации. Например, проведут шмон, найдут что-либо из запрещенных предметов, наркотики, например. Вора тут же помещают в карцер на несколько суток. Испытания, которым подвергают воров в законе при их верности своим понятиям и традициям, можно приравнять к международным нормам определения пыток. Отвергая их образ жизни и поведение, тем не менее нельзя не признать их стойкости в условиях неволи.