Мои доводы вполне убедили судью, и он вынес решение об освобождении Павла Зелянина под залог. Срочно надо было собрать необходимую сумму. Так как на суде присутствовали жена и друзья Павла, то они быстро собрали деньги.

Но, как выяснилось потом, именно в этот момент из другого отделения милиции направилась специальная группа, чтобы забрать Павла сразу после выхода из зала суда. Я ждал, пока родственники Павла оформят надлежащие документы, и, стоя у окна, заметил, как к зданию суда подъехала милицейская машина. Закралось недоброе предчувствие – а не за Павлом ли это? Я знал, насколько враждебно относились к нему работники милиции. Лучше было не рисковать и увести его через черный ход.

Когда милиционеры сняли с Павла Зелянина наручники и дали ему бумагу об освобождении под залог, я быстро отыскал служебный выход из здания суда и, переодев Павла в одежду его приятеля, быстро вывел и посадил в такси, наказав срочно ехать на любую квартиру, только не к себе домой.

За мной пришли

Радостный, удовлетворенный своей победой и чертовски уставший, я вернулся домой. Был декабрьский вечер, около десяти часов. Неожиданно в моей квартире раздался звонок в дверь. Как ни в чем не бывало я посмотрел в глазок: за дверью стояли три человека. Один из них был в милицейской форме, двое – в штатском с какими-то листками бумаги в руках. Я понял: за мной пришли.

– Кто там? – спросил я.

– Нам нужны вы. Мы пришли для выполнения следственных действий.

– А официальные документы у вас есть? – поинтересовался я.

– Да. – Через глазок один из пришедших показал мне удостоверение сотрудника милиции. Но мне необходимо было потянуть время.

– Скажите, а из какого вы отделения милиции?

Они назвали мне номер.

– Я пойду узнаю, действительно ли вы оттуда, – сказал я. На самом же деле, предчувствуя опасность, я первым делом позвонил своему коллеге, адвокату Валерию Шумкову, живущему рядом со мной, и попросил немедленно приехать. Сделав еще несколько звонков, я стал думать, какие бумаги по моим клиентам мне необходимо спрятать.

В дверь продолжали звонить. Я снова поинтересовался:

– А у вас есть соответствующее разрешение прокуратуры на выполнение следственных действий?

– Да, есть.

– И чье это разрешение?

– Прокурора Хорошевского района.

Я сразу сник. Дело в том, что в Хорошевской прокуратуре у меня было четыре или пять уголовных дел, которые я развалил, и там на меня имели зуб. Последнее дело было особенно скандальным. Сын помощника одного из вице-премьеров нашего правительства обвинялся в рэкете. На самом деле парень хотел получить обратно свои законные деньги. Но следственными работниками двигали непонятные причины, и они стали его «упаковывать» по полной программе Уголовного кодекса, приписывая ему и владение оружием, и наркотики, которые ему подбросили, и так далее.

Скорее всего, подумал я, они пришли в отместку за то, что я направил жалобы на них в Генеральную прокуратуру.

Вскоре подоспел мой коллега. Через дверь я попросил его проверить документы и, главное, разрешение на обыск. Валерий проверил все и сказал, что документы в порядке. Только тогда я впустил их.

Вошли двое в штатском и один в милицейской форме, по всей видимости, наш участковый. Они сразу прошли на кухню, разложили на столе бумаги. Я попросил предъявить документы, зная хорошо, что у многих работников милиции удостоверения просрочены, так как не хватает «корочек». У одного из них, сотрудника Московского уголовного розыска, и оказалось именно такое удостоверение. Я сразу возмутился:

– Как же вы ко мне пришли? Может быть, вы уже не работаете в уголовном розыске?

– Да нет, понимаете, у нас трудно с «корками»… – начал оправдываться оперативник и тут же достал из бокового кармана какой-то листочек бумаги с печатью, где было написано, что удостоверение действительно.

– Это не документ, – говорю я ему, – здесь нет вашей фотографии.

Но я понимал, что нет смысла конфликтовать с людьми, которые будут производить обыск в моей квартире.

– Ну что ж, разрешите приступить, – сказали оперативники.

– Можно все же глянуть на санкцию прокурора? – попросил я.

Они развернули листок. В верхнем углу стояла резолюция: «Прокурор Хорошевского района» и его подпись. Внизу было написано: «Произвести обыск у адвоката такого-то, официального адвоката курганской преступной группировки».

Да, подумал я, попал я в переплет! Интересно, каким это образом я стал официальным адвокатом курганской преступной группировки?

– А вы знаете, что мои клиенты относятся и к другим преступным группировкам? И если вы по каждой операции, направленной против какой-либо преступной группировки, будете приходить к адвокатам, тогда у меня обыски будут проходить каждый день, – сказал я оперативникам.

Они ничего не ответили, только предупредили, что приступают к операции.

– А что вы собираетесь искать? Может, я добровольно выдам то, что вам нужно?

– Мы? – оторопело сказали они. – Мы собираемся искать оружие, предметы, относящиеся к преступной деятельности.

– Хорошо.

– Вы желаете выдать что-нибудь?

– Таких предметов у меня нет.

Но я прекрасно понимал, что если их у меня нет, то это еще не значит, что они не будут у меня найдены. Поэтому я попросил соседей, приглашенных в качестве понятых, внимательно следить, чтобы работники милиции ничего не подложили.

Подкинуть мне что-нибудь, вероятно, и входило в их планы, но, увидев тщательный контроль за своими действиями, они в открытую не решились на подобные действия.

Обыск проходил достаточно вяло. У меня были два газовых пистолета и несколько кобур к ним. Но оперативники не проявили особого интереса к оружию.

– Посмотрите, может быть, пистолет-то не газовый! – сказал я.

– Да нет, мы видим, что газовый, – отложив его в сторону, равнодушно сказал один из оперативников.

Больше всего их интересовали мои записные книжки, портативный компьютер с моим адвокатским досье, а главное, мобильный телефон. Книжки я им выдать отказался, поскольку это мои личные вещи, телефон они у меня отобрали, а доступ к компьютеру я успел заблокировать.

Один из оперативников, улучив момент, удалился в коридор и, открыв ящик стенного шкафа, что-то пытался туда положить. Он нервничал и поэтому замешкался, что-то вынимая из кармана.

То ли сработал инстинкт самосохранения, то ли не покидающее меня предчувствие опасности, то ли постоянное ожидание провокации – не знаю, во всяком случае, я, проследовав за оперативником, резко вскрикнул:

– Минуточку, стойте! Понятые, смотрите, мне хотят что-то подложить!

Все замерли от неожиданности. Оперативник недовольно и нервно ответил, тоже повысив голос:

– Ничего я не кладу! И вообще, мы ничего у вас не нашли. Идите лучше подписывать протокол.

Мне удалось предотвратить провокацию. Сотрудники милиции, закончив обыск, предложили мне поехать с ними к следователю.

– Но уже полночь, – сказал я, – а в ночное время меня не имеют права допрашивать.

Они ушли ни с чем, но сказали, чтобы я завтра явился в прокуратуру.

На следующий день в газете «Коммерсантъ» появилась статья о том, что московская милиция провела пятьдесят обысков у лиц, причастных к действиям курганской преступной группировки. Среди жертв обыска были владельцы ночного клуба «Арлекино» Анатолий Гусев, Александр Черкасов и адвокат курганской группировки – была названа моя фамилия. У владельцев «Арлекино» были найдены охотничьи ружья, правда с разрешениями, и еще что-то. В начавшейся операции против курганских трясли всех, кто прямым или косвенным образом был с ними связан.

Для меня оставалось загадкой: откуда они набрали эти пятьдесят адресов?

Через два дня я поехал в прокуратуру. Прежде чем следователь приступил к допросу, я поинтересовался, на основании какого уголовного дела меня привлекают в качестве свидетеля. Следователь достал постановление и прочел, что я привлекаюсь свидетелем по факту взрыва на улице Твардовского, 31.